Презрение Лорда [ Проклятие Лорда, Проклятие лорда Фаула] - Стивен Дональдсон

Позднее он как-то резко проснулся. Красная луна перевалила за гребень горы и теперь светила прямо в лощину. Кавинант понял, что полночь осталась позади. Сначала он подумал, что это свет луны разбудил его, но потом догадался: вибрация, вызываемая барабанной дрожью, исчезла из скалы. Он оглядел лагерь и увидел, как Тьювор шептался о чем-то с Лордом Тротхоллом. В следующий миг Тьювор начал будить спящих.

Вскоре воины были готовы. Кавинант проверил, на месте ли его нож, засунутый за пояс, и крепче сжал в руках посох.

Биринайр держал прут с мерцающим на его конце слабым огоньком, и в этом неверном свете Морэм и Тротхолл стояли вместе с Мейнфрол Лифе, Всхафтом Квааном и Первым Знаком. Смутные тени мелькали, словно страх и решимость, на лице Тротхолла. Голос звучал слабо от старости, когда он сказал:

— Сейчас мы проводим свой последний час под открытым небом. Выход армии Друла завершился. Те из нас, кто пожелает, должны войти в катакомбы Горы Грома. Мы должны использовать этот шанс, пока внимание Друла все еще занято его армией и прежде, чем он сможет понять, что мы находимся не там, где он полагает.

Теперь настало время для тех, кто хочет выполнить цель похода. В вайтварренах не может быть ни отступления, ни бегства после поражения. До сих пор все проявили себя в Походе наилучшим образом. Никто из присутствующих здесь не может чувствовать стыд.

Кваан осторожно спросил:

— Ты поворачиваешь назад, Высокий Лорд?

— Ах, нет! — вздохнул Тротхолл. — Рука этих времен лежит на мне. Я не имею права колебаться.

Тогда Кваан ответил.

— А разве йомен Боевой Стражи Колыбели Лордов может повернуть назад, когда его ведет Высокий Лорд? Никогда!

И весь йомен эхом повторил:

— Никогда!

Кавинант подумал о том, где сейчас может быть Гигант и как он поступит. Что касается его самого, то он интуитивно чувствовал, что у него нет выбора, что сон освободит его только посредничеством Посоха Закона или смерти.

В последующий миг к Тротхоллу обратилась Мейнфрол Лифе Голова ее была откинута назад, а маленькая фигурка напряжена так, словно она готова была взорваться.

— Я дала слово. О ваших лошадях позаботятся. Корды будут беречь их в надежде на ваше возвращение. Но я… — Она тряхнула связанными волосами, словно бросая вызов самой себе. — Я пойду вместе с вами. Под землю.

Протест Тротхолла она остановила резким жестом.

— Вы дали пример, которому я должна следовать. Как я снова могла бы предстать перед Ранихинами, если бы они узнали, что я забралась так далеко, чтобы повернуть назад, когда угроза стала слишком велика? И я чувствую нечто большее. Рамены знают небо, открытую землю. Мы знаем воздух и траву. Мы не сбиваемся в пути во тьме. Ранихины научили наши ноги не ошибаться. Я чувствую, что всегда смогу найти путь наружу. Вам, возможно, понадобится эта моя способность, хотя я далека от равнины Ра и от самой себя.

Тени превратили лицо Тротхолла в гримасу, но он спокойно ответил:

— Я благодарен тебе, Мейнфрол. Рамены — храбрые друзья Страны.

Скользнув взглядом по всему отряду, он сказал;

— Тогда пойдемте. Нас ждет исход нашего пути. Что бы ни случилось с нами, пока есть в Стране люди, умеющие петь, они будут петь о том, что в этот темный час Страна не осталась без защиты. Теперь храните ей верность до конца.

Не дожидаясь ответа, он вошел из кровавого лунного света во тьму щели.

Воины пропустили Кавинанта следом за двумя Лордами, словно предоставив ему возможность занять наиболее уважаемое место. Тротхолл и Морэм шли рядом; когда они приближались к Смотровой, Кавинант увидел между ними Гиганта, стоявшего на краю скалы. Ладонями обеих рук Преследующий Море упирался в противоположные стены. Он стоял спиной к Лордам и всматривался в мрачный, окрашенный кровавым светом круговорот реки. Его огромная фигура темнела на фоне ярко-красного неба.

Когда Лорды приблизились к нему, он сказал, словно обращаясь к ним из Ущелья:

— Я остаюсь здесь. Мой пост. Я буду охранять вас. Армия Друла не захлопнет ловушку Горы Грома, пока я жив.

Мгновение спустя он добавил, словно обратив взгляд внутрь самого себя:

— Отсюда не услышу я запаха вайт-варренов.

Но в следующих его словах слышался отзвук старого юмора Гигантов:

— Катакомбы не были рассчитаны на то, чтобы там могли поместиться существа размеров Гигантов.

— Ты правильно решил, — пробормотал Тротхолл. — Нам нужна твоя защита. Но не оставайся здесь после полуночи. Если мы не вернемся к тому времени, значит, с нами все кончено, и ты должен отправиться предупредить свой народ.

Гигант ответил, словно реагируя на какой-то другой голос:

— Помните Клятву Мира. В лабиринте, в который вы входите. Она будет вашей путеводной нитью. Она будет хранить вас от намерений Губителя Душ, тайных и жестоких. Помните Клятву. Надежда, может быть, вводит в заблуждение. Но ненависть — ненависть разлагает. Я слишком поторопился с ненавистью. Я стал похож на то, что ненавижу.

— Прояви хотя бы долю уважения к правде, — огрызнулся Морэм. Внезапная резкость его тона ошеломила Кавинанта. — Ты, Соленое Сердце Преследующий Море, Гигант Сирича, горбрат людей Страны. Это имя не может быть отнято у тебя.

Но Кавинант не слышал в словах Гиганта никакой жалости к себе — только осознание и печаль. Преследующий Море больше ничего не сказал. От стоял так же неподвижно, как стены, о которые он опирался, — стоял, словно статуя, высеченная на Смотровой.

Лорды больше не стали терять время. Ночь уже пошла на убыль, а они хотели войти в гору до наступления дня.

Члены отряда заняли свои места. Тротхолл, Биринайр и двое Стражей Крови шли за Первым Знаком Тьювором. Затем следовали Морэм, Лифе, Баннор, Кавинант и Корик. За ними шел Вохафт Кваан, его четырнадцать воинов, и замыкали колонну четверо последних Стражей Крови.

Их было только двадцать один против всей неизвестной мощи Друла Каменного Червя.

От Тьювора до последнего Стража Крови протянули полоску клинго. В таком порядке они начали спуск по скользкой лестнице в Ущелье Предателя.

22

Катакомбы горы Грома

Луна Друла отравляла ночь, словно издевающаяся желчь. В ее кровавом свете река билась и ревела в Ущельи Предателя, будто в агонии. Водяная пыль и скользкий мох делали лестницу, спускавшуюся со Смотровой, такой же предательской, как болото.

Кавинанта бил озноб. Сначала, когда подошла его очередь спускаться, ужас парализовал его. Но когда Баннор предложил понести его, он нашел в себе достаточно гордости, чтобы заставить себя двигаться. В дополнение к веревке из клинго Баннор и Корик несли его посох, за который он мог держаться, как за перила в ущелье, словно пытаясь при каждом шаге приклеиться ногами к камню.